|
|
| | Теперь у Людмилы были заняты и пизда, и рот, и руки. И от этого её удовольствие удваивалось, это было видно по блеску её прекрасных глаз. Вылизывая из Любыной пизды последние капли, Людка снова начала томно постанывать. Да и Малыш, похоже, был уже близок к "последнему броску", он стал дышать как загнанный мерин. Люба заглянула к ним "под низ". В этот момент Малыш немного поменял свой "захват". Перехватил талию женщины немного пониже, скрестив свои передние лапы на Людкином животе. И, несмотря на то, что его темп и так был бешенным, ещё ускорил свои движения. Размашистость сменилась напором, как будто он захотел войти в Людку ещё глубже. У основания его хрена стал набухать "шар". | | |
|
|
|
| | Все действие захватило меня целиком и даже забыла что кроме нас в комнате еще двое парней. Олег откинулся на спинку дивана я с осторожностью повернула голову в комнату, Дима и Вова смотрели на нас. Я хихикнула идиотски, еще раз прижалась к Олегу, а потом стала понемногу приподниматься чтобы выпустить из себя член Олега. Я встала с дивана и сразу ощути что из моей киски по ноге скатилась капелька, сначала я немного смутилась но потом все-таки взяла себя в руки и обращаясь толи к Вове толи к Диме спросила "а шампанское можно даме?". | | |
|
|
|
| | Тут девушки переглянусь и, раз Лида придёт ещё не скоро, вроде она завтра утром приедет, они сказали, что "успокоят" меня, да чтобы я не волковался. Закрыв дверь, одна красотка ловко расстегнула мне ширинку, а вторая, встав на колени, достала мой стоящий колом член. И вскоре я оказался в раю - минет она делала просто замечательно! А вторая наклонилась и целовала меня в губы - это был полный балдёж! Чудесно кончив в ротик милой студентки, я конечно успокоился. Мы открыли дверь, наготовили и у нас был чудесный ужин. Ну а после ужина мне пришлось постараться - я лёг с одной классной девушкой, доставив ей удовольствие (и себе тоже) , а потом меня позвала к себе вторая. Так что утром я был в отличном настроении и обе девушки обе тоже! | | |
|
|
|
| | Опустившись на кровать она начала гладить Сашу по спине. Он видел как ее рука скользила, и как Сашины руки прикасались к ее телу, поднимаясь от живота к груди. Как моментально ее сосочки стали упругими, и когда Сашины пальцы сжимали их, она запрокидывала голову, и замирала. Как бы он сейчас целовал ее тело так как это делает Саша, каждую клеточку, тем более что кто, как не он знал ее тело, и знал все точки, от поцелуев которых, она сходила с ума. И он начал играть в игру с собой. Он угадывал, когда она будет глубоко вздыхать, если Сашин поцелуй попадает в эту точку. У него неплохо получалось, но чем дальше тем труднее, потому что от каждого поцелуя ее дыхание становилось жарче, тяжелее. Он понимал, просто чувствовал что она сейчас вся мокрая, и как в подтверждение его мыслей она взяла и опустила руку Саши, вниз, к своему, лону. Пальчики слегка раздвинули губки, она так встала, отвела ножку в сторону и он мог видеть ее во всей красе. Длинные пальчики легко нашли ту кнопочку нажимая на которую (уж он то знал) , можно запросто взорвать ее тело. Он понял почему у него не всегда это получалась. Потому что движения Саши были нежными, осторожными и вместе с тем сильными и быстрыми. Она прижимала голову к себе, получала поцелуи, пальчики ласкали и уже проникали в нее. | | |
|
|
Рассказ №13662
Название:
Автор:
Категории: ,
Dата опубликования: Четверг, 15/03/2012
Прочитано раз: 25287 (за неделю: 7)
Рейтинг: 86% (за неделю: 0%)
Цитата: "Черт его знает, зачем мы так говорим... прямолинейность эта возбуждает меня, когда Саня, созревший для очередного раза, в очередной раз начинает меня уговаривать - начинает делать всякие намёки, а я, соответственно, делаю вид, что намёков его не понимаю, и тогда, видя мою "бестолковость", он говорит мне открытым текстом: "Я тебя выебу!" или "Ты у меня отсосёшь!"- и слова эти, однозначные в своей изначальной сути, звучат весомо, зримо и грубо... он говорит: "Я тебя выебу!", говорит: "Ты у меня отсосёшь!" - и такая буквальность, такое откровенное, ничем не прикрытое желание каждый раз меня неизменно ещё больше подстёгивает, - да, когда Саня, созревший для очередного раза, в очередной раз меня уламывает, это понятно... а зачем мы всё это говорим друг другу сейчас, когда дверь уже закрыта и мы вдвоем? . ...."
Страницы: [ 1 ]
Всё это будет сейчас - через минуту, через пять минут, через десять, а пока... глядя мне в глаза, Саня машинально сжимает, ладонью тискает, через шорты мнёт свой колом вздыбленный член...
- Ну, что... с вазелином, бля, или как? - возбуждённо шепчет он, и в глазах его с новой силой вспыхивает блеск нетерпения. Сане семнадцать, и член у него тоже сантиметров семнадцать, если не больше... впрочем, у меня не меньше, хотя по возрасту я почти на год младше его.
- А в рот, бля... в ротик - не хочешь? - тут же парирую я, говоря ему в тон, и эта нарочитая - взаимная - грубость тоже является частью нашей "культурной программы"...
- А ты что - в ротик хочешь? Хочешь в ротик взять, да? Хочешь? - Саня, глядя на меня, облизывает губы.
Черт его знает, зачем мы так говорим... прямолинейность эта возбуждает меня, когда Саня, созревший для очередного раза, в очередной раз начинает меня уговаривать - начинает делать всякие намёки, а я, соответственно, делаю вид, что намёков его не понимаю, и тогда, видя мою "бестолковость", он говорит мне открытым текстом: "Я тебя выебу!" или "Ты у меня отсосёшь!"- и слова эти, однозначные в своей изначальной сути, звучат весомо, зримо и грубо... он говорит: "Я тебя выебу!", говорит: "Ты у меня отсосёшь!" - и такая буквальность, такое откровенное, ничем не прикрытое желание каждый раз меня неизменно ещё больше подстёгивает, - да, когда Саня, созревший для очередного раза, в очередной раз меня уламывает, это понятно... а зачем мы всё это говорим друг другу сейчас, когда дверь уже закрыта и мы вдвоем? . .
Может быть, - думаю я теперь, по прошествии лет вспоминая наши не такие уж и необычные отношения, - мы, с упоением юности трахающие друг друга, таким вербальным образом подсознательно защищались на пороге грядущей жизни от возможности собственной гомосексуальности? И тогда эта подчеркнутая - постоянно подчеркиваемая - грубость должна была со всей очевидной неоспоримостью свидетельствовать, что мы, с упоением трахая друг друга, всё равно остаёмся мужчинами... "со всей очевидной неоспоримостью" - какая, блин, это глупость! Какая чушь! Как будто воины Спарты или воины Древней Греции были не мужчины... но кто тогда знал обо всём этом?
И потом... мало ведь кто может в шестнадцать-семнадцать лет осознанно, "со всей очевидной неоспоримостью", сказать - и сказать даже не окружающим, а хотя бы себе самому - что он... кто? Изгой? Извращенец? Преступник?
В эпоху поздней Империи для называния отношений, подобных нашим, в обиходе и было-то всего два-три слова - не больше, и звучали они, слова эти, не самым лучшим образом... В десятом классе, листая в школьной библиотеке энциклопедический словарь - готовя какое-то сообщение к уроку истории, я совершенно случайно наткнулся на слово "мужеложство" - и до сих пор помню, как беззвучно, одними губами, я шептал это новое для меня слово, словно пробуя его на вкус, и странно было при этом видеть, что в такой толстой и солидной книге - в энциклопедии, доступной для всех! - есть слово, обозначающее то, чем тайно занимаемся мы... во время очередного траха я поделился своим знанием с Саней: "Знаешь, как называется то, что мы делаем?"
"Как?" - отозвался он, смазывая вазелином головку своего вздыбленного члена. "Мужеложство", - просветил я Саню. Он, уже оттраханный мною, закончив подготовку - вытирая с пальца вазелин, посмотрел на меня, предвкушающе улыбаясь: "Это называется: поднимай ноги, и я вгоню свою шишку тебе по самые помидоры... вот как это называется!" - никакого впечатления слово "мужеложство" на него не произвело... Теперь, по прошествии лет, я думаю: нужно прожить какой-то кусок жизни, чтобы суметь разобраться и в самом себе, и в окружающем нас мире... а что знали о себе и о мире в шестнадцать-семнадцать лет мы, жившие в стране, где "секса не было"?
Саня, глядя на меня, машинально сжимает, мнёт, через шорты свой колом вздыбленный член - и у меня от нетерпения, от предвкушения наслаждения между ног всё полыхает...
- Ну, так что... отсосать - хочешь? - шепчет Саня, в полумраке коридора делая шаг ко мне; сейчас... сейчас он бросится - повалит меня, опрокинет на диван, навалится сверху, с силой вдавливаясь своим напряженно твёрдым членом в член мой, и член мой от предвкушения этого сладко ноет... и даже не ноет - гудит!
- Это ты у меня... ты сейчас будешь сосать... понял? - я отступаю, пятясь назад.
- А в жопу - дашь? - шепчет Саня, и голос его, глуховатый от возбуждения, жарко вибрирует.
- А ты что - в жопу любишь?
- А ты что - не любишь? - Саня делает ещё один шаг, сокращающий между нами и без того малое расстояние, и...
Он не успевает ничего сделать: ни броситься на меня, ни повалить меня на диван, ни, ломая моё сопротивление, навалиться на меня сверху, - совершенно неожиданно и потому оглушительно громко, ввергая нас обоих в невольное онемение, раздаётся дробный стук в дверь...
Вот, собственно, и всё... Прошли, пролетели годы, и Саня стал областным начальником - в областном департаменте строительства он занимает не самое последнее место, но я сейчас совсем не об этом - я о странной прихотливости нашей памяти: мы трахались до этого и трахались после этого, а мне - до мельчайших подробностей! - вспоминается день, когда никакого траха у нас не случилось... и почему именно этот день теперь, спустя годы, вспоминается мне, когда я думаю о Сане, я не знаю...
Какой-то особой - испепеляющей и страстной - любви у нас не было: мы никогда не шептали друг другу всякие ласковые слова, никогда не давали друг другу клятвы, никогда ничего друг от друга не требовали, и вообще - никогда никаким образом не выясняли ни наши отношения, ни наше отношение к нашим отношениям, - ничего этого у нас не было... а было - что?
Была юность на закате Империи, и юное томление пусть не часто, но достаточно регулярно разрешалось у нас, помимо одинокой мастурбации, ещё и таким - вполне естественным, если не брать во внимание всякую словесную шелуху - образом... да, дурманящей, сводящей с ума любви у нас с Саней не было, а была у нас самая обычная дружба - была взаимная симпатия, и еще был секс, доставлявший нам обоим минуты обоюдного удовольствия: мы трахались до самого призыва в армию (призывались мы, несмотря на разницу в возрасте, вместе: я в свой первый призыв не попал, а Саня до ухода в армию успел окончить строительный техникум) , и потом, уже после армии, мы трахались еще несколько раз... словом, была самая обычная юность, и был в этой юности самый обычный однополый секс, но теперь, когда я думаю о юности и о Сане, вспоминаются мне почему-то не наши успешные - упоительные!
- трахи, а сразу же, перво-наперво, встаёт перед мысленным моим взором именно этот случай - этот июльский день... и каждый раз, вспоминая этот день, я неизменно думаю о том, что, проживая день за днём, мы никогда не может знать заранее, что именно впечатается в нашу память из проживаемой нами жизни, - нам не дано предугадать, о чём будем помнить мы, оглядываясь назад, через десять лет, через двадцать... да-да, именно так!
- я думаю о юности и о Сане, и сразу же вспоминается мне знойный июльский день, и даже не день, а позднее-позднее утро, в которое так ничего и не случилось: мы идём по улице, предусмотрительно держа руки в карманах, оба - в одних шортах, оба - загорелые, и солнце безжалостно печёт наши голые плечи, - последнее школьное лето, улица залита обжигающим солнцем - нигде никого не видно, и только слышно, как где-то безостановочно, словно заведённая, кудахчет курица...
Страницы: [ 1 ]
Читать из этой серии:»
»
»
Читать также:»
»
»
»
|