|
|
| | Как только мы сели в машину моя рука оказалась нее между ног и уже оттуда не вылезала. Мы были в самом центре города, но улицы были относительно безлюдны. Та моя часть что не была занята ведением машины и не управляла движениями правой руки пыталась напроситься на чашку кофе. К сожалению, по какой то причине пригласить она меня не могла. Мы сидели в машине, в центре города и целовались. Мой язык быстро двигался в ее рту а средний палец между ног. Обстановка накалялась. Я предложил перебазироваться назад, но она сказала что это лишнее, хотя уходить явно не спешила. Я в очередной раз передвинул член внутри джинсов и наконец то она этим заинтересовалась и расстегнув пуговицы выпустила его наружу. Я сидел на коленях на водительском месте и мой каменный орган, весь мокрый от выделений, покачивался у нее перед глазами. Я что то говорил, типа - как быстро пустеют улицы этим летом, а она не отрывала глаз от члена. Так же взглядом не оставляя его ни на секунду она сказала: '' Извини не могу оторваться. Столько лет не видела необрезанный член''. Я подумал было сказать что то вроде: ''Конечно, конечно, не отказывай себе в удовольствии'' но сдержался. Мое следующее движение вновь привело к легкому покачиванию. Она следила за ним как загипнотизированная и вдруг, бросив на меня быстрый взгляд наделась на него ртом. Ее лицо в этот момент светилось таким удовольствием, что даже проходящий мимо ортодокс ей бы позавидовал, если бы конечно заметил. Хочешь его вовнутрь поинтересовался я через пол минуты. Не выпуская его изо рта она посмотрела на меня так, что ответ сомнений не вызывал. Без долгих переговоров мы переместились на заднее сиденье и она его оседлала. Я лежал на заднем сидение, насколько это позволяла его длина. Ее юбка была на поясе и она довольно активно двигалась, то выставляя голую задницу в окно, то опуская вниз. Я не выдержал долго и кончил, но внутреннее возбуждение не проходило. Мы поговорили немного на тему того что вот оно как получилось, не успела она еще во вкус войти а уже все и я поцеловал ее сзади в шею, от чего, по неизвестной мне причине она встала раком опустив голову вниз на сиденье. Ее задница явно ждала второго захода. | | |
|
|
|
| | Мы сразу разделись и приступили к делу. Начал, как и договаривались Андрей. И, как только он оттрахал свою маму, мы побрили её гениталии, так же, как и у тёти Сары. Но новизны в этом деле для нас уже не было. Бесчувственное тело тети Лары мы просто использовали, как резиновую куклу для обычной дрочки. Куда мы её только не трахали, и между сисек с крупными розовыми сосками, и под мышками, и даже в ноздри. Всунуть туда, правда, было невозможно, зато основательно накончали. | | |
|
|
|
| | Она застонала. Я решил сбросить пар и начал трахать по псевдослучайному закону. Я вводил член один раз глубоко и несколько раз мелко, причем количество мелких вводов я изменял псевдослучайно, как мне кажется по квазинормальному закону, величина мато! жидания составляла что-то около пяти, а дисперсия была порядка двух. Этот способ я испытывал первый раз. Я не мог кончить минут сорок. Юля вцепилась зубами и грызла дубовую ножку стола. Я двигал своим членом во всех направлениях. Когда я кончил ,она сказала что таких ощущений она не испытывала ни разу в жизни. Впервые она не смогла сказать сколько раз она кончила. Наступил обед, я решил не заходя домой, где меня ждала Маша, я отправится в автосервис. В те времена не было независимых оценочных фирм и оценка проводились на государственных станциях технического обслуживания. В тот же день мне удалось сделать оценку и найти юриста который возьмется за ведение моего дела. По электронной почте я получил разрешение от своего приятеля жить в квартире до его возвращения. Жизнь стала налаживаться -днем Юля , вечером -Маша. | | |
|
|
|
| | После этого, Ирка встала на четвереньки, приподняв свою маленькую попку и руками раздвинув половинки попки, открыв мне широкое отверстие разработанного ануса. Я приставил к зиящему входу ануса свой член и мягким нажатием вошел на всю длину своего члена в прямую кишку своей сестры. Это было великолепно. Стеночки кишки плотно облегали ствол моего члена и даже как-бы ласкали его своей шелковистостью. Я не мог долго выдержать эту пытку и уже вскоре стал заполнять своей спермой глубины кишков моей любимой сестренки. | | |
|
|
Рассказ №0823
Название:
Автор:
Категории:
Dата опубликования: Четверг, 02/05/2002
Прочитано раз: 115293 (за неделю: 65)
Рейтинг: 89% (за неделю: 0%)
Цитата: "Мария, такая... такая вся хрупкая, что так тронула Ваню беззащитностью бёдер озябших, вздымалась сейчас над пигмеем-Иваном, заслоняя собою весь мир. Миром было лишь то, что мог видеть Иван, а Иван видеть мог только ЭТО. ЭТО было - как храм. ЭТО было, как небо - розоватое, влажное, в облачке полупрозрачных волос на белоснежных атласных столбах вознесённое высоко-высоко над пигмеем - над слабым Иваном. И лишь где-то на Западе, там, далеко-далеко, видел Ваня край неба - сферический, матовый, посылающий тень, что скользила благоговейно и нежно, и вечно к розоватому небу - видел он ягодиц полусферы...."
Страницы: [ 1 ] [ ] [ ] [ ] [ ] [ ] [ ]
СМЕРТЬ ГЕНСЕКА ИЛИ ПОПРАВКА БАУМА (бля, поэма)
ПРЕАМБУЛА, бля.. Зачем это? Что это?? Как это?! Слово такое в названье - и вслух-то сказать непристойно. А как без него обойтись? Без него - пресно, сухо и куце. Нет, я понимаю, что всё от подхода зависит, от настроя, от строя души, так сказать. Это вот если, к примеру, приходит в редакцию некто и нечто приносит. Его спрашивают - в официальном порядке - мол, кто вы, а он отвечает: "Поэт." Ему говорят:"Та-ак, поэ-эт... Хорошо, ну, чего принесли-то?" И, представьте, он им отвечает:"Я принёс, бля, поэму." - "??!!.. Это что за поэма такая с приставкою "бля"? Это нам не подходит такая поэма!" То есть, видите - полный провал.
А вот если иначе представим себе положенье. Вот два человека сидят, выпивают где-то в глуши Средне-Русской равнины, или на Брайтоне, или там в Бэер-Шеве на кухне. И вот возникает меж ними в парах портвешка мычащий такой разговор:"Ну, ты чё, ты поэт, что ль?" - "Па-аэ-эт..." - "Ну-у... и эта... и что же ты пишешь?" - "Ну, стихи там... поэмы..." - "Поэ-эмы, бля?!" - "Да, бля, поэмы." И умолкают. И молчание это священно, будто некое таинство здесь совершилось. Нет, а что? По пастернаковскому-то постулату про поэзию с прозой мы поэзию здесь и находим. Это прямо какой-то кат-тарсис, чёрт его побери! Озаренье!Взаимопроникновенье говорящего и слушающего. Нечто такое, ничем, кроме этого мычащего разговора, не передаваемое.
И это короткое слово - из трёх, как изволите видеть вы, букв - оно уже не существительное, а междометие. Но междометие, превозмогшее в себе всю сущность существительного, все фонемы его и семемы. И как бы вышедшее уже за пределы языка, а - ставшее солью языка. Его горькою солью. И вот эта-то соль сообщает мычанью и благоговенье, и горечь, и гордость.
То есть, поэма - это одно. А, бля, поэма - это уже, господа, соверше-енно другое. Это, если хотите, на суде, бля, последнее слово - перед тем, как шагнуть прямо в бездну.
А что касается "вслух непристойно", так ведь то, что творилось глухими ночами на кухне у обрыва немыслимой жизни - не для декламаций и разных других профанаций. Это - только для стен туалетных заветных да для ноющих наших сердец.
С уваженьем и жалостью искренней. Автор.
"Дни стояли туманные, странные: по России ... проходил мёрзлой поступью ядовитый октябрь."
(А. Белый, "Петербург")
* * *
Они душат меня, эти чёртовы воспоминанья, заставляют бродить и давиться тоской, и давиться слезами. Всё давно уж прошло, а они наползают - из иных измерений, из матовых этих и всё ещё тёплых пространств, в которые вход мне заказан, от которых осталось лишь то, что сейчас наползает и душит. Ах, казалось бы, было б чего вспоминать: пропасть периферии российской да сумрак удушливый семидесятых, когда всё содержалось под стражей. (Кроме во... Кроме во-одки, конечно.) Да осень... Проклятая осень - любимое ванино время.
Есть песня такая:"Ты помнишь тот ванинский порт..." А я вам спою, я спою вам: "Вы помните ванину осень?" То есть, я расскажу вам поэму про генсекову смерть и про Ваню. Потому... Потому что над ваниной осенью, над жизнию всею тогдашней , погружённой в удушливый сумрак, царило - Лицо. Лицо как лицо - и поныне знакомое многим, как будто лицо какого-то члена семьи. Лицо старика с карнизами мощными чёрных бровей и ртом, что-то шамкавшим вечно - что-то старое, глупое, что-то настолько казённое, что, казалось, Лицо человечий язык позабыло и уж не было вовсе лицом человека. Да и вправду, Лицо это было маскарадною маскою Царства - Царства Материальной Идеи. Царство делало страшным Лицо. Царство длилось года и года, продолжалось, ничуть не меняясь - с тем же самым Лицом, с тем же шамканьем самым. Всё длилось и длилось так долго, что Лицо уже стало как бы частью российской природы, как бы болезнью хронической, тяжкой и неизлечимой. Так что, если б случилось когда от неё излечиться, это представилось всем бы таким расчудеснейшим чудом, что верно бы ждали чего-то такого - небес ли паденья на землю, бесплатной раздачи ли спирта. Во-от насколько не верилось в то, что исчезнет Лицо.
Но Промыслу Божию - что ему домыслы жалких умов человечьих! Уж в воздухе что-то носилось, вместе с листьями что-то носилось, врываясь в пронзительность далей осенних, в напряжённость пространства - жизни невыносимость! Смертельность!
И Ваня - в то утро, быть может, единственный в мире - больно чуял всей шкурою это своею. Это с каждым ивановым шагом отдавалось в больной голове, с каждым приступом совести в грязь, унижая, толкало, с каждой мутной волной тошноты с головой накрывало Ивана. Это - жизни невыносимость, смертельность!
И Ваня... Э-э-э... А, кстати, позволю спросить вас, просыпались ли вы когда-нибудь утром после скандала с похмелья? А? То-то.
О мой грешный, мой нежный, мой грубо разбуженный Ваня! Он проснулся в то хмурое утро с похмелья, и под куполом черепа - гулким, огромным - гудели скандала вчерашнего крики. И встал он с дивана, куда молодой был отселен женою, в глаза ей не глядя. И прошёл в туалет под шипение злобное мамы и папы, пряча боль, пряча страх свой поглубже в кровоточащем ноющем сердце. Они так не любили его, а ведь он так любил их - и жену молодую, и маму, и папу. И не попив даже чаю, только зу... только зубы почистив и стиснув их крепче, он кинулся прочь из этого страшного жёлтого дома, где над ним надругались жестоко, где - лежачего - били его и ногами пинали. Прочь он кинулся - прямо в пронзительность далей осенних, в напряжённость пространства : осень вся напряглась и вперёд подалась, и, не выдержав медленной пытки этого ожиданья, вся навстречу прокинулась белым немеющим мукам. Коченели задумчиво клёны, уставившись в серое небо, и сами с собой говорили невнятно языками багряных трепещущих листьев.Ваня наискось пересекал задумчивость горькую скверов. И угрожало и ухало в сердце:"Обязательно что-то случится!" И с каждым ивановым шагом отдавалась в больной голове, с каждым приступом совести в грязь, унижая, толкала, с каждой мутной волной тошноты накрывала Ивана - жизни невыносимость. Смертельность!
И - что я скажу вам - будь Ваня фрейдистом, о-о (!), тогда без труда он бы выстроил цепь заключений, где звено бы к звену прилегало, не оставляя ни щелочки даже сомненью и непониманью. То есть, сразу б всё стало понятным и ясным - все причины и прочая вся хренотень - ибо позавчера у Ивана не встал. Не будем судить его строго - быва-ает.
Так вот я говорю, что, будь Ваня фрейдистом, всё запросто бы объяснилось. Ибо Фрейд - глубоко он копает. Ниже пояса, шельма, копает, копаясь в сокровеннейших тайнах бельишка. И вот человек уж пиджак надевает, будто презерватив, и входит в обычный автобус, будто входит туда, куда входят, как правило, в презервативе.
А что в случае с Ваней? Вот пил он вино на другой, то есть, день. Почему пил вино? Горько было ему? Стыдно было? Ну, бы-ыло, конечно. Но дело не в этом. Истоки - не в этом. А истоки-то в том, что позавчера, опарфунившись перед женою, разочаровался Иван в мужском своём, то есть, начале и, подсозна-ательно этак, обратился к другому началу - мы ведь все андрогины! Обратился Иван к своей сущности лунной, к своей сущности женской и пил он вино, как бы семя в себя принимая. (О, не смейтесь, не смейтесь! Вино - чем не семя? Оно тоже оплодотворяет. Оно сторицей щедрой даёт урожай, увлажняя безумные жадные души.) Это если б был Ваня фрейдистом.
Но Ваня наш не был фрейдистом и ничего он такого про семя не думал. Просто жизнь обступала, душила Ивана, увлекая в провалы сероватых запутанных будней. И из бездны из этой не выбраться, нет - нависают отвесные скользкие скалы земного устройства, и Ивану ли их одолеть! А казалось, что сможет. А вначале казалось, что сдюжит. И без низкой оглядки Ваня бросился в эту любовь - вырвать эту любовь из объятий обрюзгшего мира. Высоко Ваня ставил любовь - недоступно для похоти мира - и никогда он не думал о том, как там - встанет, не встанет. Это происходило с Иваном в порыве, в полёте за грани обрюзгшего мира, в сфере, недосягаемой для рассуждений о "встанет-не встанет". Это происходило с Иваном в мечте, вдруг врывавшейся сполохом в те, живым недоступные, сферы, пугая порхавших и певших там духов.
А тут... Была девушка тихая с периферии уюта. Но уют - сколько тяжести в нём неподъёмной, сколько хищного зверского "я"!
И рванулся Иван, по-привычке, в недоступные смертному сферы - вырвать эту любовь из объятий обрюзгшего мира. И в самом разгаре полёта вдруг почувствовал: "Что-то не то!" Поглядел : ан рука-то его ведь не руку любимой сжимает, а воздух - разрежённый простуженный воздух вершин. А любимая снизу за ним наблюдает - с испугом и непониманьем. Подломились ивановы крылья, и рухнул он вниз - провалился в провалы сероватых запутанных будней. Тем больней это было Ивану, что был он всегда как бы и не подвластен совсем притяженью земному. Нет, не то что парил он - вернее сказать-то, мотался в хохочущем бешеном ветре и, время от времени, бился о скалы земного устройства. Это именно то, что в литературе зовётся полётом. (Потому что враньё она, вся эта ли-те-ра-ту-ра.) Но - что правда, то правда - всё ж мотанье в хохочущем бешеном ветре происходило в отрыве от грешной земли, ибо Ваня не имел в себе тяжести мира.
И вот провалился в провалы сероватых запутанных будней. И узнал он иную любовь - не полёт, а угрюмое преодоленье. Это мстило ему притяженье земное за его неподвластность.
Страницы: [ 1 ] [ ] [ ] [ ] [ ] [ ] [ ]
Читать также в данной категории:» (рейтинг: 89%)
» (рейтинг: 88%)
» (рейтинг: 89%)
» (рейтинг: 89%)
» (рейтинг: 89%)
» (рейтинг: 90%)
» (рейтинг: 88%)
» (рейтинг: 87%)
» (рейтинг: 80%)
» (рейтинг: 89%)
|